Книга: Я, Майя Плисецкая. Майя Плисецкая. Я, Майя Плисецкая. Купить книгу . За годы моей сценической жизни про меня наплели уйму небылиц. Что- то начинали с правдивого факта, переходили затем в полуправду, а кончали несусветной чепухою, враньем. Хорошо, когда еще незлонамеренным. Правду моей собственной жизни. А через свою жизнь рассказать, как жилось артистам балета в первой стране социализма. В стране, которая была «впереди планеты всей» по танцевальному делу. С чего? Начала с того, что наговорила на магнитофон одиннадцать кассет. Сумбурно, обо всем, вне хронологии. Знакомый журналист стал делать из моих записей книгу. Книга Я, Майя Плисецкая автора Майя Плисецкая читать онлайн бесплатно и без регистрации. Я, Майя Плисецкая жанр Документальная литература . Я Майя Плисецкая Аудиокнига Слушать ОнлайнПонадобилось ему на то три месяца. Написал много, длинно, напыщенно. И, как мне показалось, мнимо умно. Все от лица некоей девочки по имени Маргарита. Он придумал этот ход, казавшийся ему необыкновенно удачным, из моей беглой реплики на магнитофонной кассете, что в детстве мне нравилось это женское имя. Может быть, все это было придумано не так уж и плохо. Но ко мне, моим чувствованиям, моей душе, сути моего характера рыжеволосая девочка Маргарита отношения не имела. Совпадали лишь внешние признаки да события. Журналист нестерпимо обиделся. Так, как считала нужным, даже нет - не считала, а чувствовала. Очень много вещей делается несознательно. Книга: Я, Майя Плисецкая. Автор: Майя Плисецкая. Аннотация, отзывы читателей, иллюстрации. Купить книгу по привлекательной цене среди. Первый блин комом. Следующий журналист- писатель пошел путем разговорного диалога. Его вопросы — мои ответы. Книга «Я, Майя Плисецкая.» Майя Плисецкая. Майя Плисецкая — это, конечно, личность! Выдающаяся балерина, равной которой ещё долго не будет. Книга « Я, Майя Плисецкая » Майя Плисецкая. Майя Плисецкая — это, конечно, личность! Выдающаяся балерина, равной которой ещё долго не будет. Майя Плисецкая родилась 20 ноября 1925 в Москве. Майя Плисецкая была балериной, хореографом (работала художественным руководителем Римского театра оперы и балета и. Интересные рецензии пользователей на книгу Я, Майя Плисецкая. Майя Плисецкая: Ох, рискую навлечь на себя гнев почитателей таланта . Так назвала свою книгу всемирно известная балерина. Плисецкая описывает свою жизнь, неразрывно связанную с балетом, подробно и со знанием. Интересные рецензии пользователей на книгу Я, Майя Плисецкая Майя Плисецкая: Ох, рискую навлечь на себя гнев почитателей таланта. Я Майя Плисецкая Читать ОнлайнЧто- то было занятно. Но явный плагиат — беседы Стравинского с Робертом Краф- том. Их книгу я когда- то читала. Будучи в Париже в гостях у Галины Вишневской на авеню Жорж Манд ель, я начала было пытать хлебосольную хозяйку, моего давнего друга, кто помогал ей в работе над книгою «Галина». Эта книга мне очень понравилась, и я привезла ее первое русское издание в Москву, чтобы дать почитать друзьям. Тогда это было небезопасно, так как «Галина» числилась у таможенников Шереметьева по разряду антисоветской литературы: Вишневская намордовала советскую власть по первое число. Обнаружили бы стражи коммунистической идеологии «Галину» в моем чемодане — были бы. Зазвенела решительностью: — Да никто не помогал. Я тоже начинала с поисков помощников, но проку в них не было. Сама пиши!— Но как это делается? С чего начать?— Ты дневников не вела?— Вела. И сейчас веду.— Так что тебе еще надо? Самой писать придется долго. Надо ему внять. Только мне всегда казалось, что книги пишутся людьми совершенно необыкновенными. А тут балерина берется за перо. Тотчас приплыла из памяти старинная шутка. Как потонул в океане огромный корабль, почти «Титаник». Но два пассажира уцелели, выплыли. Министр — потому, что был очень большое дерьмо, и балерина — так как была глупа как пробка. Позвонил из Лондона один из издателей Ширли Маклейн — это она дала ему мои координаты — и на варварском русском языке сказал, что имеет интерес к моим мемуарам. Я свою книгу еще и не начинала. А Ширли сказала, что ваши мемуары закончены. Те, которые журналисты сочинили за меня, никуда не годятся. Надо книгу писать самой. Ну тогда sorry. Пишите. Тут я в самом деле и начала писать. Без трех месяцев три года писала. Не три месяца — три года! Но за эти три года с моей страной произошли события абсолютно невероятные. Когда я начала свои первые главы в феврале 1. Прижимала цензура, существовал еще «единый, могучий Советский Союз». Флаг, герб, гимн, Первый Президент, Первая Леди и все такое. Но все же писала. Книга рождалась на самом сломе эпох. То, что вчера было смелым, даже непроизносимым, — устаревало вмиг, за прожитой день. Что- то вроде соревнования пошло, кто больше ругательств недавно еще всесильным организациям и высшим правителям отвесит. Новая конъюнктура началась. Конъюнктура на разрешенную смелость. Нет, не угнаться мне за новоиспеченными смельчаками- ниспровергателями. Поскорее вновь отречемся! Бог с вами, отрекайтесь, честные люди. И к последним главам своей книги я стала с ясностью ощущать — сменилась конъюнктура, другой ветер задул. Осточертела людям политика. Набили оскомину ругательства, черные помои. Надоело читать про козни и мерзости большевиков. Может, и мне, сознавая новую конъюнктуру, обойти все вмешательства КГБ в мою судьбу? Об одном святом искусстве, о балете вспоминать? Нет, не буду ничего менять. Ничего подправлять, подлаживать не буду. Как писалось — все так и оставлю. Но в то же время и для читателя западного, дальнего. Того дальнего, кто совсем мало знаком с закоулками и бредовыми фантазиями, маскарадами нашей странной, невероятной, неправдоподобной былой советской жизни. Что- то отечественный читатель знает назубок, куда получше моего. Живописно дополнит. Что ж, пропусти эти страницы, мой бывалый соотечественник- дока, иди, двигайся дальше. Но многим дальним людям как раз это и интересно будет. Не писать же две книги! И еще. Я вспоминаю и события совсем недавние, которые отчетливо свежи в памяти. Читать о них сегодня, верно, что смотреть запись вчерашнего хоккейного матча, результат которого тебе уже известен. Ну а если читать об этом через годы? Позабудут многое люди. Участницей была. И близкие мои за эти три года, о которых я писала в настоящем времени, в прошлое ушли. Уже нет Асафа Мессерера. Все, что в настоящем времени писала, — сохраню. Значит, в путь, читатель. С Богом! 7 февраля 1. Мадрид. Глава 1. ДАЧА И СРЕТЕНКАМного книг начинается с рассуждений, когда кто себя помнит. Кто раньше, кто позже. Искать ли другое начало? Ходить я стала в восемь месяцев. Но многочисленная родня шумно дивилась моим ранним двигательным способностям. От этого удивления и началось мое самопознание. Бабушка моя умерла летом 1. Угасание ее я помню очень отчетливо и ясно. Семья наша снимала в Подмосковье дачу. И бабушка, уже восковая и осунувшаяся, подолгу лежала на никелированной, нелепой кровати на большой лужайке перед домом. Ее взялся лечить врач- китаец. Он приходил в широкополой пиратской черной шляпе и делал бабушке какие- то таинственные пассы. Тем летом небо послало мне свой первый балетный меседж. За дощатым, местами склоненным к густой траве забором стояла заколоченная темная дача. Она принадлежала танцовщику Михаилу Мордкину, партнеру Анны Павловой. К тому памятному лету он сам уже перебрался на Запад. А его сестра, жившая в маленькой сторожке, караулила дачу и разводила пахучие российские цветы. Их дурманящий запах сознание мое удерживает и поныне. Я была ребенком своевольным, неслухом, как все меня обзывали. Спустила по течению ручейка свои первые сандалики. Вместо корабликов, которые усмотрела на старинной почтовой открытке. Достать детские туфельки было задачей неразрешимой. Иди, побегай по всей Москве. Так я и слышу с тех пор по сей день — трудное время, трудное время. Бедная моя Родина! С канцелярской кнопкой доигралась до того, что она застряла в моем детском носу накрепко. Мама возила меня на телеге с говорливым мужиком к сельскому лекарю. Тот молниеносно принес мне облегчение. Не терпела любвеобильных родственников, трепавших меня, словно сговорившись, за правую щеку. Все натужно умилявшихся, что я так подросла с нашей последней встречи. И еще не любила идти спать и насильно есть молочную лапшу, которой все те же родственники пичкали меня, приговаривая, чтобы росла крепкой. Однажды накормили до рвоты. С тех пор при словах «молочная лапша» меня охватывает озноб. В Москве мы жили на Сретенке, двадцать три, квартира три, на третьем, последнем этаже. Это была квартира моего деда Михаила Борисовича Мессере ра, зубного врача. В ней было восемь комнат. Они следовали одна за другой и все смотрели немытыми окнами на Рождественский бульвар. С другой стороны помещался узкий коридор, упиравшийся в пахучую кухню, выходившую единственным окном в замызганный, заставленный фанерными ящиками двор. Все комнаты распределялись между взрослыми уже дедушкиными детьми. Лишь в самой последней обитал пианист- виртуоз Александр Цфасман. Он окончил Московскую консерваторию с медалью, но, помешавшись на входившем тогда в моду джазе, пустил классику побоку. Цфасман был большой любитель, говоря по Гоголю, «насчет клубнички». Всегда через длинный коридор пробирались к нему обожавшие его девицы. Тому способствовал коридорный полумрак с единственным источником света — засиженной мухами лампочкой без абажура под потрескавшимся потолком — лампочкой Ильича. Я, неприкаянная, бродила по коридору и натыкалась на девиц- визитерш. Чтобы ребенок не выдал тайны, сосед вступал со мной в приглушенный диалог: «Майечка, кто тебе нравится больше — черненькая или беленькая?» «Беленькая, беленькая», — без раздумий определяла я. Всегда предпочитала я светловолосых. Первым от лестницы был дедушкин зубной кабинет. Холодный, с кривыми половицами. Чуть накренившись, стоял ветхий, застекленный шкаф с врачебным инструментом. И главное действующее лицо — бормашина. Склонившись в разверзнутый рот посетителя, дед усердно жал ногой на стертую металлическую педаль. Она крутила колесо ремнем, который ежеминутно соскакивал. Сеанс прерывался. Кабинет украшал чугунный Наполеон на коне. Для торжества момента. Знай, болезный, мы все не вечны. На стене висела большая цветная застекленная гравюра, изображавшая голову женщины с тяжелым пучком на затылке. У бедной женщины была вскрыта щека, и зрителю открывались все 3. Это был сюрреализм, говоря нынешним языком, достойный кисти великого испанца Сальвадора Дали. Что- то очень похожее видела я несколько лет назад в южном испанском городке Фи- герас, где высится яичными скорлупами в небо музей Дали. Возле этого города он родился. А тогда я и не предполагала о скандальном художнике, а просто боялась одна оставаться в дедушкином кабинете- Ванной в квартире не было. Точнее, была, но не для мытья. Там расположилась няня Варя с могучим усатым мужем Кузьмой — дворником нашего дома. Мыться всегда было проблемой. Воду долго, нудно грели на керосинке и примусе до подходящей температуры. Кран на кухне был какой- то разлапистый, и из него на всю кухню летели ледяные брызги. Чтобы усмирить кран, подставляли облупившуюся эмалевую доску с надписью: «Зубной врач Мессерер солдаты бесплатно». Доску эту принесли с улицы. Она красовалась у входной двери еще с войны 1. Еще одна деталь дедушкиной квартиры, запавшая в мой мозг. Рядом с кабинетом, в соседней комнате, висела в темно- вишневой деревянной раме неумелая копия знаменитой картины «Княжна Тараканова».
0 Comments
Leave a Reply. |
Details
AuthorWrite something about yourself. No need to be fancy, just an overview. ArchivesCategories |