Евфросинья Керсновская. Фамилии ее я не помню. Женщина интеллигентная, в прошлом – телеграфистка. Осланцовщица – это рабочая вентиляции, которая должна осланцовывать выработки, то есть разбрасывать деревянной лопаточкой инертную пыль (молотый камень) по стенкам забоя, дабы обезвредить угольную пыль, способную взрываться, а взрыв пыли еще более опасен, чем взрыв газа метана. Осланцовщице приходится всю смену таскать тяжелые ведра с каменной пылью. Альвине Ивановне это было явно не под силу (в свои 5. Мне ее было бесконечно жаль, и не только поэтому, но и потому, что на нее сыпались одно за другим все несчастья. Сначала умер от туберкулеза легких единственный сын – шестнадцатилетний юноша. Затем за неосторожно сказанное слово была осуждена по статье 5. Ее отправили куда- то на Урал, где следы ее исчезли. Мемуары Евфросинии Керсновской стоят в одном ряду с произведениями Александра. Читаю сейчас книгу 'Сколько стоит человек'. Вот что нужно включать в школьный курс! Очевидно, умерла, а об умерших в лагере ничего родным не сообщалось. Наконец, ее восьмидесятидвухлетняя мать оступилась и упала, сломав себе шейку бедра. Ее положили не в больницу, так как положение было безнадежно, а в инвалидный дом, где за ней должны были ухаживать такие же обездоленные старики, как она сама. Альвину Ивановну я видела всегда в слезах, глаза у нее не просыхали. Единственное утешение она находила в табаке, но махорка была очень дорога, ее выдавали в порядке поощрения лучшим работникам. В обмен на махру можно было купить все что угодно из того, что имели заключенные: мыло, хлеб, сахар, новые портянки, белье, обувь.. Мужчины ради курева становились промотчиками, и в наказание за проданные вещи им выдавали вещи- обноски третьего срока. Яков Кротов: Сегодня наша передача будет посвящена памяти Ефросиньи Керсновской. Это Игорь Моисеевич Чепковский, его дочь Дарья Чепковская и редактор книг Керсновской Галина. Женщины, не задумываясь, ложились под того, кто соглашался отсыпать спичечную коробку махорки – эталон меры, принятый в лагере. Что оставалось делать Альвине Ивановне? Собирать окурки и «стрелять бычки», то есть попрошайничать. Наша шахта взрывоопасна, курить в ней нельзя. А часто людям легче перенести трехдневную голодовку, чем провести восемь часов без курева. Книга Ефросиньи Керсновской Сколько Стоит ЧеловекУ нас работала маленькая узбечка Ася. Нужно признать, была она прехорошенькая и недостатка в табаке не испытывала. Курила она непрерывно. Когда она ела, то в одной руке была самокрутка, а в другой – ложка. И засыпала она с папиросой во рту. Вот кому было трудно свыше восьми часов в шахте без курева! Страшно было смотреть, как эта девочка брела по шахте нетвердым шагом, шатаясь от борта к борту, с безумно вытаращенными глазами и слюнявым ртом. Однако со временем и она привыкла. Альвина Ивановна себя «обманывала» книгой. Не знаю, где она их брала и где прятала, но я ее часто заставала в забое за чтением. Сгорбившись, она сидела на ведерке с инертной пылью и читала при свете шахтерского аккумулятора. Осланцовщицы, газомерщицы (те, кто берет пробы воздуха), мальчишки, подвешивающие вентиляционные трубы (в сороковые годы еще не было прорезиненных труб), – все рабочие вентиляции выходили из шахты раньше, чем мы, забойщики, так как им не приходилось сдавать смену. Я же выходила из шахты обычно последней: я любила полностью, без недоделок, закончить свою работу, и сдать смену на месте. И все же часто заставала на устье Альвину Ивановну, когда все работники вентиляции уже давно помылись и отдыхали, если не были у «мужей». Откуда такое рвение? Выходя из шахты, мужчины вынимали где- то припрятанную папиросу и в ожидании клети жадно закуривали. Папироса, как у индейцев трубка мира, обходила десять жадных ртов. Альвина выпрашивала эти бычки, когда они уже обжигали губы. Унизительная процедура! Да еще если учесть, что мужчины с особенным наслаждением оскорбляют женщину, которая перед ними унижается. Альвина Ивановна дико ненавидела всех русских без разбора и все же унижалась, выпрашивая окурки. Правда, дождавшись последней клети, на которой поднимались начальники, она собирала неплохой «урожай»: начальники перед тем, как войти в шахту, курили последнюю и не ждали, пока окурок обожжет губы. Они тушили окурок в плевке и раздавливали его каблуком. Эти слюнявые лепешки и были добычей Альвины Ивановны. Вот до чего может пасть человек, ставший наркоманом, даже если наркотик – табак. Выхожу из шахты. На устье – Альвина Ивановна. Из нее высыпает десятка два шахтеров. Задерживаются, чтобы выкурить последнюю.– Сейчас я сделаю то, за что себя ненавижу и презираю, – говорит Альвина Ивановна и направляется с развязным видом к курящим шахтерам.– Покурим?– Кто покурит, а кто и.. Так и кажется, что она виляет хвостом.– Ненавижу.. Себя?«Не в шумной беседе друзья познаются..»Дружба – одно из самых прекрасных, а может быть, и самое прекрасное из чувств, на которое способен человек. Дружба чище и бескорыстнее любви, влекущей друг к другу мужчину и женщину. Может быть, дружба выше материнской любви, так как в ней нет ослепления и предвзятости. Дружба – это редкость. Все очень ценное редко. Наверное, потому так редко встречаются алмазы. Дружба должна быть и крепкой, как алмаз, и светится она тем же чистым светом – как бриллиант. Настоящая дружба может завязаться только в юности, пока душа чиста. Лишь такая дружба выдерживает все испытания, в том числе и испытание временем. Существует ли лагерная дружба? Нет и тысячу раз нет! Я даже сомневаюсь в существовании фронтовой дружбы. Дружба может вспыхнуть лишь в чистой душе. А душа тех, кто призван быть убийцей, укрыта чехлом кровавого цвета. Но там, где невозможна истинная дружба, все же благожелательное отношение и стремление помочь вполне возможны. С Альвиной Ивановной мы не были в дружбе. С моей стороны это была жалость, но жалость активная. Прежде всего, надо помочь ей уйти из шахты. А там врач Авраменко поднажмет, чтобы ее взяли в поликлинику, в город. Но как вырвать ее из шахты? Здесь же всегда не хватает рабочей силы. Любой! Иду к начальнику шахты. Пускаю в ход все свое красноречие: – От этой старухи шахте – никакой пользы! Она не справляется с работой!– Эта самая легкая работа, но нужная. Она – рабочая единица, и отпустить ее я не могу, разве что она найдет себе замену. И вот я вновь хожу, ищу кого- нибудь, кто пожелал бы работать в шахте. Да кто же по своей доброй воле вдруг пойдет на шахту?! Куда только я не обращалась! Случай (вернее, дневальная барака ? Действительно, «любовь», даже в кавычках, творит чудеса! Я от радости ног под собой не чуяла, когда доставила эту жучку (в ДСА работали исключительно жуковатые) и начальник разрешил Альвине Ивановне с шахтой распрощаться. По моей просьбе врач Авраменко сумела ее устроить в регистратуру поликлиники. Черная тетрадь. Альвина Ивановна хоть и работала в городе, но жить продолжала в седьмом бараке, в шахтерском. Я ее устроила рядом с собой на верхотуре и предложила ей пользоваться моей постелью, когда мы работали в разные смены, то есть почти всегда, так как в вентиляции, как и на ЦУСе, пересмену делали «назад», а у нас, добычников и проходчиков, «вперед». На двадцать женщин нашего участка выдали шесть одеял; мне – в первую очередь, а в роли матраца у меня был коврик из овчины, перешитый из жилета Земфиры Поп. В моем овчинном коврике существовал тайник под бывшим карманом, куда была зашита черная тетрадь. Когда я работала в ЦБЛ, то в этой клеенчатой тетради тушью записала мельчайшим шрифтом историю моих злоключений: ссылка, побег, тюрьма, лагерь.. Тетрадь была тонкая, овчина – грубая, с твердыми швами. Сколько шмонов она прошла незамеченной! Сколько раз Путинцев рылся в моих шмотках! И – бесполезно. Я дала прочесть ее лишь Альвине Ивановне и вновь зашила на место. Однажды я пошла в вещевой склад обменять ботинки. Заведовал складом единственный на нашем лагпункте зэк- мужчина, некто Капулер, или, как его у нас называли, Капочка. Это был весьма порядочный человек – еврей, некогда начальник норильского торготдела, где он «заработал» 2. У нас на «Нагорном» он был очень недолго, меньше двух месяцев. Как долгосрочник, он не имел права на привилегированную работу. Я получила ботинки и собиралась идти. Вдруг..– Скажите, товарищ Керсновская, а у вас ничего не пропадало? Вопрос Капочки поставил меня в тупик.– Пропадало? Да у меня и пропадать нечему!– А вы припомните. Я пожала плечами.– Ну, я вам напомню: у вас пропала черная тетрадь.. Я повернулась спиной к свету, но ответила с наигранным удивлением: – Черная тетрадь?– Да, эта самая черная тетрадь. Мне там очень понравилось, как вы вспоминаете вашего отца и его взгляд на правосудие. Эту тетрадь читали в штабе.. И знаете, кто ее принес? Та, о которой вы так заботитесь, – Альвина Ивановна.– Ложь! В лагере никому нельзя доверять. Знаете, за сколько она вас продала? Я их дал Путинцеву, а тот ей дал лишь одну. Как она взвыла: «Вы обещали две!» А тот: «Я обещал за материал, а ты принесла беллетристику». Ваше счастье, что тетрадь взял Амосов. Он сказал: «Это беллетристика». Вот Путинцев и не дал второй пачки. Так- то! Две пачки махорки.. На этот раз дали бы не 1. И этапом угнали бы на штрафную командировку, на озеро Купец, в карьер.. А я вместо отдыха после работы бродила, подыскивая ей замену, чтобы спасти ее! Однако нужно быть справедливой. Может быть, есть все- таки если и не оправдание, то что- то вроде смягчающего вину обстоятельства? А наркоманы – люди безвольные. Любопытно, сколько махорки можно купить на 3. Больше я ее не видела. Я сказала дневальной, что поскольку она работает в городе, то пусть переходит в восьмой барак.
0 Comments
Leave a Reply. |
Details
AuthorWrite something about yourself. No need to be fancy, just an overview. ArchivesCategories |